РОЖДЕСТВО СУЗДАЛЬСКОЕ

Икона, или же святой образ, есть источник премудрости.

Вся наша вера может быть передана языком икон. Святые отцы учили: приступит ли к тебе от язычников, говоря “яви мне веру твою”, – веди такого во храм, поставь пред многоразличием святых образов.

Иные скажут: с помощью изображения может быть передана канва внешняя; но вера наша содержит и такие глубины, которые не выразимы в полноте словом; могут ли они выражены быть образами?

И в чем-то говорящие так будут правы. Имеет русская православная вера дерзновение к Богу – откровение высочайшее, не выразимое уже вовсе никаким языком: ни словес, ни красок. Фаворский свет, наитствующий только в молчании, когда все оставлено. Одни увидят его, а другие нет.И даже не заслугами человеческими это определено, а милостью Божией. Сама же по себе кисть беличья* в этом смысле бессильна столько же, сколь и стилос.

Молчание...

Но вот само это благодатное молчание, “совлеченность всего” – оно приходит, обыкновенно, перед иконой же.

Иеромонах Роман:

Я забудусь в таинстве молчания

Пред иконой чудной Умиление,

Да очистят слезы покаяния

Высшую поэзию – моление.

На русской земле иконописцев именовали философы – в точности тем же именем, что и богословов. Ибо, как и последние, они искали премудрости: чтобы открылось невыразимое о Боге. Искали же, разумеется, не в преумножении многоразличной учености, но в простоте веры. Изображая то, что ведомо должно быть всем верным о делах Божиих. Образы открывали: одни – кто был определен Вышним к совершению дел Его, иные – как эти дела совершались.

Поэтому мы можем говорить о существовании двух родов икон. Конечно, не без оговорок, и если вообще позволительно вести речь о различении внутри единой светоносной реки – русской иконописи...

Иконы первого рода есть образ по преимуществу. Ярчайший их пример – Спас XV века письма св. Андрея Рублева. (Еще назовем иные: Ангел златые власы, Оранта...) Сильнейшее излучение подобных икон есть покой. Как будто бы они окна Вечности, из горней своей незыблемости глядящей на нас, во время.

Иконы второго рода по преимуществу есть предания. Такие отличаются тем, что передают средствами красочного письма событийный ход. Конечно, запечатлены святые события – то есть опять же сопричастные Вечности. И вот они уже не столько развертываются во времени, сколько движущиеся – как бы уже вне истории – лишь внутренней своей силой... Таковые тоже есть окна. Но только они – наш взгляд, что через явленное во времени святое прозревает совершающееся в Духе вечно. Рождаемое ими чувство подобно возникающему от созерцания мерного и неостановимого теченья большой реки. Очень характерный пример иконы второго рода есть Новгородская XV века Тайная вечеря – Омовение ног – Моление о чаше – Предательство Иуды. Преданиями в красках можно именовать Благовещения, Новгородское и Суздальское, XV-XVI веков. (Но не Устюжское Благовещение XII века. Оно, в нашем смысле, есть образ по преимуществу.)

Застывшей вовсе границы меж первым и вторым родом нет. Ее и не может быть внутри живой жизни, какова наша вера и, соответственно, иконопись. Образ навевает предания, связанные с изображенным. (С некоего времени даже привился канон писания “в житии”.) Но также и в потоке предания светят образы – подобно ярким солнечным бликам на поверхности вод.

Однако РОЖДЕСТВО СУЗДАЛЬСКОЕ XVI века, которому посвящена настоящая работа, есть икона совершенно особенная. Она представляет собой полноту единства первого и второго рода. В ней чувствуется как бы течение вышней славы – развертывание предания. Но это есть обращение вокруг единого и покоящегося центра. Сердцевина События, исповедуемого в красках: увитый пеленами Младенец и возлежащая Пресвятая Дева.

Великое Событие совершилось. Слово – воплощено. (“И Слово плоть бысть и вселися в ны” – Иоанна, 1:14.) Неоднократно предсказанное различными духовными Традициями человечества – вот, исполнилось: Сын Божий, равночестный Самому Отцу, явлен в мир. То есть произошло Главное во всей истории мира.

Средствами просто художественного письма такое неизобразимо. Великое растворилось бы в бытовых деталях, в условностях “по­хоже­сти” реальных предметов, “прав­допо­добия”. Лишь иконопись властна передать величие такой степени. Ибо при всей каноничности своих приемов она, по сути, свободнее, чем светское изобразительное искусство.

Иконописец изображает Марию возлежащей на багрянице. То есть на царской порфире. Реально ничего подобного не могло быть. Пурпурный краситель тканей ценился в те времена очень дорого. И не бедным странникам, нашедшим приют в хлеву, было обладать такими одеждами. Царская багряница – знак.

Некоторые полагают – знак отдаленного родства с иудейским царем Давидом, в котором состоял Иосиф, обручник Девы. Но почему тогда сам Иосиф, сидящий подле, не изображен в багрянице?

Нет, скорее всего, имеется в виду не достоинство, сообщенное обручением. И не земное царское достоинство вообще. Ибо ни о роде Марии, ни даже о Ее племени (национальности) в канонизированных Евангелиях ничего не сказано.

Этому суждено оставаться тайной.

Независимо от позднейших домыслов.

Здесь благо было бы поучиться смиренномудрию у ветхозаветного пророка. Род же Его – кто изъяснит? Ибо Он отделен от земли, – говорит Исаия, предсказывая о рождестве Спасителя. (Исаия, 53:8.) Отделен от земли – то есть превыше всяческих земных разделений. И тем Он есть Христос всех людей. На это место Писания указывал апостол Филипп, проповедуя эфиопскому царедворцу. (Деян., 8:35.)

Да вспомним наконец и слова Самого Спасителя, чтобы нам не впасть в суеверие. Он сказал: Как это говорят, будто бы Христос сын Давидов? А сам Давид говорит в книге псалмов: “сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих”. Итак Давид Господом называет Его; как же Он сын ему? (Лк 20:41-44.)

Итак, порфира на Рождестве Суздальском представляет знак не земного царственного достоинства, но – Всецарицы Небесной. (На службе в храме поют: Чрево Твое бысть пространнее небес!) И не случайно багрянице придана форма как бы стрельчатого нимба, объемлющего все тело. В таком изображен Спас, увлекающий душу Девы на небо, на Новгородских Успениях XV-XVI веков.

Этот высокий тон обнаруживает полное соответствие преданиям словесным о рождестве Спасителя.

Особое впечатление оставляет Иустин Философ, житель Палестины II века. В его писании возвышенный дух сочетается с ощущением достоверности почти что свидетельства очевидца. Возможно, Иустин и передает, именно, свидетельство. Ведь он писал еще так незадолго после События: всего лишь во II веке! Возможно также, что он передает некое обобщение – сумму свидетельств. Итак, обратимся к писанию Сихемского философа:

Ночью, на пути в Вифлеем, пришло Марии время родить. Иосиф Ее поместил в пещере, в которой держали скот, а сам отправился искать повитух. И вдруг произошло странное. Иосиф шел, но не двигался. Глядел на небо, и видел, что остановился небесный свод. Все стало и на земле. Животные перестали жевать. Пастух, поднявший кнут, замер. Вкушавшие при дороге пищу не донесли руки к устам своим. В это мгновение родился Сын Божий. Иосиф же, найдя повитуху, говорил ей, что помощи ожидает Дева, которая обручена ему, но не жена, и зачала от Духа Святого. Повитуха пошла с Иосифом, и они увидели: некое ясное облако озарило пещеру, воссиял свет великий... Повитуха уверовала и, встретив на обратном пути, подругу исповедала рожденье Бога Живого. Подруга возразила ей: дева родить не может. И тут вдруг у нее отсохла рука. Тогда отправилась она к Младенцу сама, и поднесла к Нему близко пораженную руку, и рука исцелилась...

Эту повитуху и даже ее подругу, возможно, мы видим на Рождестве Суздальском. Повитуха принимает Младенца. Но Он же изображен спеленатым и лежащим в яслях, в центре иконы. Однако это передается уже следующий момент.

Именно таково течение предания, иконографический прием, отсутствующий у светской живописи. Светское художество всех веков напоминает современную фотографию. “Остановись, мгновенье!” Картина может передать только застывший миг. Икона же дает ход событий.

Рядом с принимающей и омывающей повитухой изображен Иоанн Предтеча – суровый и вдохновенный пустынник во власянице. Ему, через тридцать лет, также уготовано омыть Иисуса – то есть во Иордане крестить Его.

Креститель есть завершающий череду Предтеч, ибо таковых у Господа было много. Древнейший из упоминаемых в Библии – “язы­чес­кий” пророк Валаам, которого Предсказание повторяли и дополняли потом все говорившие о том же ветхозаветные пророки. Многие из таких, начиная с самого Валаама, приняли за свои прорицания мученическую смерть.

Иосифа Обручника Рождество Суздальское показывает еще в сомнении. (Душу свою печалию мутяше, – писал о периоде его колебаний Иоанн Златоуст.) Однако рядом с Иосифом – человек, уверенно обращающийся к нему со словом. Предполагают, что это есть прорицающий Исаия, и говорит он о рождении Девою.

Исаия жил за несколько веков до Иосифа. Однако мир иконы не стеснен временными рамками. Иконописец не находил несуразным изобразить общенье этих мужей. Подобно как и мы не сомневаемся в нашем духовном сообщении с творцами старинных текстов.

Трое волхвов изображены приближающимися на конях. О них написано у Матфея:

“И се, звезда, которую видели они на востоке, шла перед ними, как наконец пришла и остановилась над местом, где был Младенец. Увидевши же звезду, они возрадовались радостию весьма великой. И вошедши в дом, увидели Младенца с Мариею, Матерью Его, и падши поклонились Ему; и, открывши сокровища свои, принесли Ему дары: золото, ладан и смирну.” (Матф. 2:9-11.)

Звезда написана остановившейся прямо над яслями, над Младенцем. И от нее простираются три луча, ибо она есть знак Триединого Всевышнего Бога.

Примечательная деталь Суздальского Рождества: “волхвы с востока” (Матф. 2:1) писаны облаченными скорее так, как если бы они прибыли с русского севера. У них отороченные мехом шапки. Длинные и теплые, по виду, плащи наподобие тех, в каких изображают на иконах русских князей. И все это притом, что иные фигуры Рождества изображены в одеждах, подобающих Палестине: широкополые шляпы, покрывала от солнца.

Заметим к тому же следующее. Византийский канон (“извод”) требовал изображать одного из волхвов “очень смуглым”. На русских иконах обыкновенно требование это не выполнялось, хотя во всем остальном видна строгость в следовании “изводам”.

Возможно, иконописец видел в лице этих трех волхвов своих соотечественников. Что же, – откуда именно пришли эти трое, никто не знает. Теперь, когда исследователи делают все больше открытий о Руси времен Иисуса Христа и о ее связях с Палестиной и Римом, ничто не кажется слишком невероятным. (На территории села Коломенское нашли урну с прахом римского поэта Овидия, современника Иисуса Христа. Позднее раскопали целый небольшой римский некрополь.*)

На Суздальском Рождестве изображены Ангелы и пастух, фигура которого символизирует многих пастухов. Об этих пастухах рассказано у Луки.

“В той стране были пастухи, которые содержали ночную стражу у стада своего. Вдруг предстал им Ангел Господень, и слава Господня осияла их; и убоялись страхом великим. И сказал им Ангел: не бойтесь; я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям. Ибо ныне родился вам в городе Давидовом Спаситель, Который есть Христос Господь; и вот вам знак: вы найдете Младенца в пеленах, лежащего в яслях. И внезапно явилось с Ангелом многочисленное воинство небесное, славящее Бога и взывающее: Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение. Когда Ангелы отошли от них на небо, пастухи сказали друг другу: пойдем в Вифлеем и посмотрим, что там случилось, о чем возвестил нам Господь. И поспешивши пришли, и нашли Марию и Иосифа, и Младенца, лежащего в яслях.” (Луки, 2:8-16.)

Суздальское Рождество содержит и такую деталь, которой совершенно невозможно найти аналог в канонических текстах. Это – гора, фактически организующая все пространство иконы. Ангелы изображены в небе над горой. Волхвы скачут по ее склону. На другом склоне стоит пастух. Вертеп – то есть пещера, где ясли, осел и бык – изображен именно как пещера внутри горы.

Если о пещере говорится у Иустина, то о горе, вне которой иконописец, по-видимому, не мог себе и вообразить События, вовсе ни у кого не сказано. По крайней мере – ни у кого из официально христианских писателей.

Однако представление о горе очень стойко. Ее изображение находим не только на русских иконах, но и на западноевропейских благочестивых картинах того же XV века, как, например, Поклонение волхвов неизвестного мастера, написанной в области среднего Рейна.

Источник вдохновения мастеров можно обнаружить в... древнеславянской легенде (“Веда славян. Обрядныя песни языческаго времени, сохранившияся устным преданием у македонских и фракийских болгар-помаков. Собрал и издал Стефан Ил. Веркович, СПб., 1881.”), содержащей поразительное пророчество. Суть его такова.

Девою рожден будет Божич*.

Повитухою будет Жива.

Свершится это в пещере на горе сарачинской**.

Запляшут над пещерою в небе Месяц и часты звездочки.

Произойдет от горы сияние в ночи, как от Солнца.

И соберутся к этой пещере сорок царей, сорок князей,

сорок волхвов от всех родов.

Увидят они у Младенца в руках Книгу Ясную.

И Книга эта станет учить волхвов,

и князей, и царей земли.

И сделается сарачинская гора – золотая.

Кому-то может показаться неуместным обращение к “языческому” тексту, когда идет разговор о христианской иконе. Однако вспомним: язычество – привнесенный термин, реалии русского древнеправославия никак не описывающий. Апостол Андрей потому и прошел всю нашу землю насквозь, до самого Валаама, встречая повсюду радостный прием и крестя волхвов (Оповедь), что русы, как и другие древние народы, ведали о Всевышнем Едином Боге. (Называя богами – в отличие от Бога – то, что ведь и св. Палама называет так, говоря о “низшей божественности”.) И мы даже, в отличие от иных, ведали, что Всевышний есть Триедин (Триглав). И чаяли пришествия в этот мир Сына Бога и – возможности тогда уже полного просвещения и спасения.

Надежда человечества сбылась, милостью Всевышнего, две тысячи лет назад во Святую ночь. И это была надежда в том числе и наших, русских пророков. Не забывать об этом есть святой долг русского православного человека. Ибо наша вера соборна; соборность же не полна, если у человека отсутствует личное единство в духе с глубочайшим прошлым народа. Ведь Церковь есть единое тело Христово; она – собрание всехверных, в какие бы времена ни жили они. Потому что душа бессмертна. Не забывать эту простую истину да поможет нам Бог!

---

* такою пишут иконы

* Е. Иванов, Могила древнеримского поэта Овидия оказалась в России, М., “ЗФ” №2, 2000

* Божич – Сына Бога

** сарачинская – то есть сарацинская (аравийская, ханаанская) – находящаяся в Палестине

-----------------------------------------------------------

© Ярослав Астахов  "Рождество Суздальское"

© Статья опубликована в журнале  “К Единству!” Международного Фонда единства Православных народов, №6, 2001

© Институт богословия РСТ СВА, 2011

Рекомендуем еще на эту тему почитать

Поделитесь с друзьями в соцсетях