Возможно, мы с вами не такие сильные, чтобы изменить немедленно к лучшему мир. Но каждый волен, по крайней мере, свой дом превратить в место личной Силы . Каждый волен сделать одежду, пищу, предметы обихода своими союзниками, а не противниками. Каждый способен превратить обыденные вроде бы вещи в мощнейшие обереги себя и близких. И каждый может, следуя точно выверенным тысячелетиями заветам предков, воспитать умных и здоровых детей. А какие будут дети у нас — таким ведь и станет время.
Видел, только что, необыкновенный сон. Тем необыкновенный, что сам он мне сообщил о себе, что представляет собою – ПРИТЧУ.
Привожу его ниже полностью. Был бы рад, если бы кто-нибудь из авторов Дольнего Лада истолковал его.
Нередко вижу разнообразные выразительнейшие сны, опытен в сновидении, можно сказать, но никогда еще не наблюдал «по ту сторону» ТАКОЕ богатство символов!
2012-06-14
сон, под утро (проснулся около 5.30)
записан в то же утро
Были люди, много, но не густая толпа. Серая местность, почти плоская, каменистая равнина под серым небом; поверхность немного скользкая, будто раскисшая после небольшого дождя. Каждому нужно было что-то строить из камней, это каждый знал. Строить нужно было каждому своё, какую-то небольшую ограду из камней. Это было задание, кое следовало выполнять, не отвлекаясь. По мере исполнения правила менялись, то есть прояснялись: что именно делать, и как. Каждый этим делом занимался, но по-разному. Некоторые по одиночке и молча, другие сбивались в небольшие группки, начинали весело болтать (как мужики, посланные на картошку – с энтузиазмом направляясь делать дело, но болтая о постороннем). Все одеты во что-то серое, невзрачное, с виду одинаковое. В общем, ощущение некоторой повинности (не наказания, не искупления вины, но обязанности для всех и каждого). Не было никакого соревнования или соперничества, каждый делал сам по своему пониманию, чтои как именно следует построить. Построенного видно не было.
Первый камень для постройки можно было взять с поверхности, таких было полно, и почти одинаковых: удлиненной формы, с неострыми гранями, длиной как ширина плеч, поперечник как ширина ладони. То есть, камни достаточно тяжелые, особенно если учесть, что, поднявши его, нужно нести куда-то, ступая по этой скользкой, слегка раскисшей грязи. Тем не менее, работа посильная. Следующие камни нужно было выкапывать, хотя на поверхности лежали «первые камни», их было сколько хочешь можно найти, но они не годились. Только один камень мог каждый человек взять с поверхности, а дальше надо было копать, выкапывать из глубины. Поначалу думалось, что достаточно каждому человеку по одному камню выкопать, но не было понятно, как именно это делать. Ни лопат, ничего не дали. Где рыть, не объяснили. Что именно должно получиться в постройке (какая она, и для чего нужна) тоже оставалось не понятным. Но не возникало ощущение тупика или абсурда: наоборот, чувствовалось, что всё станет понятнее по мере того, как будешь продолжать.
Вот нашёл я первый свой камень, отнёс куда-то, начал свою постройку (всё серое, одинаковое, никаких ориентиров нет, но знаешь где твоё) и думаю, где же второй камень взять. Голыми руками не выроешь, ногти поломаешь. Однако вижу: другие уже несут (каждый – несёт свой второй камень), причем вторые камни уже немного отличаются друг от друга, но где их брать, всё равно не понятно. Вдруг вижу: невдалеке, на небольшом холме место, где камни дают. Между мною и тем местом – равнина, по ней люди бредут и топчутся (кто за камнем, кто уже с камнем), трудятся – а там, на том месте просто дают (это я сразу почувствовал), и толпы никакой нет, ни очереди. Подошёл поближе. Там вроде машины или какого-то устройства что-то стоит [использую эти слова за неимением лучших; устройство не механистичное], передняя стенка размером с комод, и на этой передней стенке [что-то] вроде светящейся панели, из которой мне ясно становится, что мне нужно идти на пять порядков в глубину. От этого понимания – удивление (вот оно, оказывается, как, а я-то думал, что только один камень надо откопать).
Возле машины стоит женщина, раньше меня пришла. Одета невзрачно, в серое – с виду, как телогрейка и ватные штаны. Стоит прямо, смотрит примерно в ту сторону, откуда я пришел, но вдаль, не на людей. Стоит не напряженно, навытяжку, но и не расслаблено. Какая-то внутренняя подтянутость и сосредоточенность [утром, записывая, подумал: как будто йогой занимается: пробужденная, не отвлекается, на вопрос ответит спокойно, но болтать не будет. Лица не помню]. Спрашиваю её, мол, ждать надо? Она коротко отвечает, да. Но понятно, что ждать не долго. Никого кроме неё на этом холме нет, а на равнине людей много.
Мне становится понятно, что машина поможет мне исполнить то, что мне следует исполнить: уже от приближения к машине мне стало понятнее, что мне следует делать: идти на пять порядков в глубину. Спереди на машине пять длинных полосок, как будто подсвеченные изнутри пластины из молочного стекла в рамках, одна под другой; понятно, что на них описание того, что мне следует получить от этого устройства, на этом холме. Из этих пяти пластин на трёх или четырёх уже написано, что будет дано. Надпись крупными печатными буквами цвета красного как помидор. Понятно, что то, о чём ясно написано, здесь дают каждому, кто сюда приходит. Но следующие (более низкие, более глубокие) пусты, там выбор делать надо, что хочешь взять.
Я до сих пор не понимаю в точности, что именно мне строить следует, но начинаю читать (или узнавать?) какие есть выборы. Один – камень такой же длинный и неотёсаный как те, что лежат на поверхности. Чувствую/думаю: не то. Другой – примерно такого же размера, но хорошо отёсанный, прямоугольный. Возникает сомнение: это вроде как получше, но как же я его к первым, неотёсаным, приткну? Смотрю дальше: какие ещё выборы есть. И вдруг вижу: «милостивое благословение господне». Понимаю: да, это мне нужно. Выбираю. Удивляюсь: почему «господне» не с большой буквы? – И просыпаюсь. (около 5.30)
Поднимаюсь, полусонный иду в туалет, думаю, какой-то сон странный приснился, ничего не понятно. И тут в голове появляется слово: притча. Настороживаюсь, пытаюсь вспомнить подробности. И тут в голове звучит слово: евангельская [то есть, благая весть]. Меня как ошеломило: никогда раньше такое слово мне не приходило. Стал всё припоминать и записывать, около полутора часов, постепенно открывая глаза.
Интересно, что совсем не помню во сне мои руки (от таскания грязных камней должна быть грязь…), да и тело не помню.
Мне и раньше снились «серые местности под серым небом», но те были «будто настоящие», с далёким горизонтом и ощущением большого открытого пространства. В этом сне всё было ограниченно: не то, чтоб я видел «стены и потолок», но было именно сознание ограниченности, как будто всё = тренировочный полигон. И ещё: вот это «надо исполнить» означало «исполнить сейчас», и «за это спросят», хотя почему надо и кто спросит оставалось неясным, но было ощутимым, как если бы присутствовало, оставаясь не видимым, как бы за кулисами.
__________________________________________
Все права защищены. При копировании и републикации статьи активная ссылка на первоисточник обязательна.
Комментарии
Отправить комментарий
Друзья, авторизируйтесь в Google, чтобы легко публиковать свои комментарии к статьям. Иначе придется терпеливо доказывать RECAPTCHA (защита от спама), что Вы – не робот.