Аки творили Древние

© Ирина Чутчикова, Аки творили Древние, пятница, 22 марта 2013 г (Весеннее Равноденствие)
В продолжении статьи «Живущая в крови память» хотелось бы уделить побольше внимания тому, КАК творили древние.
Творения древних отличались весьма от произведений нынешних мастеров. Они являли среднее между нерукотворным и рукотворным. Ведь мастер гиперборейский творил в основном сосредоточением своего сознания.
И нынче белый маг может, скажем, ярко вообразив некую ситуацию и сосредоточившись на таком образе достигнуть и воплощенья ее в действительность. То есть – чтобы оно все так именно и произошло. А в древности простиралось подобное не на СИТУАЦИИ только лишь.

Ситуация ведь штука эфемерная. Ее не было - она стала - а потом ее снова нет. Потому что на ее месте в следующий момент времени складывается какая-то новая…
Древний мастер мог создавать концентрацией воображения и воли произведения искусства. Как, впрочем, и различные сооружения и орудия для практических применений.
У древних, кажется, даже и никакой разницы-то не было меж тем и другим! Хочет, например, плотник из древних изготовить для друзей своих стол для трапезы, а получается у него… аж прямо престол какой-то!
Сказанное выше надо понимать не в смысле, разумеется, что мастер вообще рук не прикладывал к создаваемым им творениям. Имело место и рукоприкладство, конечно. Но – как завершающий штрих.
Это сохранилось в русских былинах. Один раз ударит молоточком кузнец - и готов щит воинский! Трижды ударит - вот и шлем богатырский! Семижды прикоснется молот железный к наковальне - вот уж меч-кладенец!
Ох, надо сказать, и мечи тогда были! Их очень и очень редко пускали в ход. Потому что слава таких мечей самоперечеркивала саму вероятность войн! Какому дураку охота подставлять голову под НЕОТВРАТИМОЕ лезвие? Так что величайшие шедевры покоились в основном в ножнах. Вкуса человеческой крови тысячелетиями не ведали.
Тем более - братьев меньших. Тогда человеческому виду незачем было воевать с кем-либо еще. Он ведь братьев меньших тогда не ел. Соответственно и они не трогали. Ну, разве какой-то бешеный…
Но были, впрочем, создания и времен гораздо более древних, чем те, в которые на землю явились альвы. Они подстерегали что в океанских глубинах, что на малых пространствах суши (уберегшись от потопа), что в воздухе. Те беспощадные создания не были, собственно говоря, злобными. Они просто хотели есть и они были сильны, предприимчивы. Бесстрашны в том тупом смысле на какое может сподобить голод.
Но это были совсем не звери в современном понимании сего слова. Самые опасные представители нынешний фауны земли - невинные котята по сравнению с обитателями Планеты, доставшейся альвам в наследство от великих лемуров.
Итак, мастер из древних обыкновенно спрашивал сначала стихии. Как вот они хотят, чтобы что-то выглядело. Скажем, он заходит в пещеру. Кланяется, говорит: Дозволь, матушка-пещера, мне тут вселиться. Нам будет всем хорошо - и мне со ближними станет, где голову преклонить, и ты украшена будешь необычайно, тебе понравится!
Потом отвешивает поклон и слушает. И дух пещеры может его приветить, а может не согласиться. Ведь иногда пустота и сама желает пребывать в пустоте. Это как у поэта-барда Юрия Цендровского:

«Тело…
ищет пещеру где можно уйти в пустоту»…

Независимо, понравился мастер пещере или же нет, а могут из глубин ее выбежать против него твари всякие, аж с лемурийских времен оставшиеся. Тут и начинается вооруженный спор. Конечно, если мастер вооружен. У тварей когти, жало, зубы и прочее всегда при них.
Даже и по сие время ни один поэт не напишет стих, ни один художник не нанесет и мазка на холст, не отразивши сопротивление лемурийских чудовищ. Только современникам легче. Эти чудовища действуют сейчас в основном во внутреннем мире поэта или художника или философа-богослова. А во внешнем аукаются только какими-то напрягающими, что называется, ситуациями.
А во времена древних и во внешнем пространстве выползало из нор такое, что только держись. Подобно тому, как черви морские точат шпангоуты корабля, совершающего кругосветное плавание, так и круговселенские капитаны - наши прямые предки - вступали в ощутимые вполне споры против населяющих планету чудовищ.
Так именно вот и входил во пещеру мастер. Переступив через трупы зловещих тварей. А то так и сами твари превращали древнего поэта во труп. И череп его становился лучшим украшением дикой расселины.
Однако если везло и удавалось опрокинуть всяких чудовищ, художник приступал к творчеству. И это творчество было всегда в согласии с прототворениями стихий.
То есть, вот, например художник входил в пещеру, им отвоеванную от монстров, и лицезрел: западная стена наклоняется под углом 75 градусов, а южная вертикальна. Северная… ну и так далее… И вот он как-то пытался ПРОДОЛЖИТЬ замысел. Он, скажем, воображал алмазы, рубины, прочие драгоценные камни - вписывающимися в канву.
И где-то своды сами собою высились. Ну, или уступали символическому постукиванию молотка. Где-то же образовывали ниспадающие формы. Сами собой - по большому счету. Все подчинялось этой великой идее: создать какое-то осмогласие, какой-то совершенный шедевр. И так оно и случалось.
Нынешняя планета Земля есть, можно сказать, музей сверхсовершенных творений. Но только мало кто способен увидеть, в чем именно тут, где, как и когда проявилась воля великого древнего зодчего. Ибо ведь он и сам не хотел проявления СВОЕЙ воли. Он вожделел слушать. И принимать. И слушаться. И - сотворчествовать.
Древний мастер созерцал, как пещера выглядит. Он понимал ее, так сказать, неправильности как ее, этой пещеры, какие-то… ПРОЗРЕНИЯ. И вот он добавлял несколько драгоценных камней. Скажем, на левый свод. Или на правый сток. Или на порог или арку. Еще куда-нибудь. И вот - от присутствия камней тех пещера преображалась! Она уже становилась как бы вместилищем самого этого Солнца вселенной. Этой самой Теплой Звезды, о которой проповедала Лада Станиславу Милошевичу.
И еще в своих жилищах древние мастера разводили кристаллы, служившие помощниками для их магических действий. Ведь кристаллы являются живыми. Просто у них другой ритм и мы, поэтому, не видим никаких проявлений их жизни, кроме роста. А древние видели. И умели с ними взаимодействовать. С помощью кристаллов можно было сделать многое… В замках были специальные помещения, где обитали такие таинственные, иногда мерцающие, а иногда и вспыхивающие особым светом, помощники.
Пользовались странники и «живыми» зеркалами, но только очень осторожно. Ведь сам наш мир есть особое отражение вышнего, живое зеркало. Не случайно, заглянуть в разбитое зеркало считается плохой приметой. В связи с этим можно вспомнить и еще одну гиперборейскую фею.
Снежная королева (намек здесь явно дан на север, где она обитала вместе с остальными арктами), описанная Андерсеном, являлась жрицей бога Купалы. Эллины же выговаривали это имя как Аполлон. Сохранилось и до сих пор много преданий про Аполлона Гиперборейского. Этот солнцеликий бог был особо почитаем в Полярном Царстве, столица коего называлась Пола, что на языке круговселенских скифов (странников) означало Покой.
Андерсен в своей сказке слишком уж сгустил краски. Не похитила Кая Снежная королева, а взяла на обучение. Чтобы восстановить то, что нарушилось во внутреннем мире Кая при соприкосновении с разбившимся зеркалом. Ведь это есть символ нарушения целостности. Да и Герде были полезны выпавшие на ее долю испытания. В конце концов, брат с сестрой встретились, пройдя успешно все испытания и обучение. Кто, как не бог Купала отвечает за правильное отражение (тождествование). И он покровительствует созвездию Близнецы. А жрица Купалы хорошо знала свое дело.
Вот уж в чьем жилище можно было увидеть множество всяких кристаллов, сверкающих, как льдины и отражающих, как зеркало.
Нынешнее человечество понимает Снежную королеву скорей по Андерсену, нежели еще как-то. Великий сказочник, впрочем, сам лично ее знал ближе, чем описал.
Почему же тогда не описал в точности, какой знал? Андерсен, вероятно, чувствовал, что все равно не сможет передать суть. Красками, какие у него под руками есть.
Тут нужен был язык русский. Тут, более того, нужен был язык былин древних руссов.
И – наиболее важно – мировоззрение современников Христиана едва ли было способно вмещать конструкции сколько-нибудь объемные. Ведь Андерсен (1805-1875) жил в эпоху Викторианскую (1837-1901). А это, если правду сказать… страшное было время. (Не потому ли многие сказки Христиана не только совершенны до степени первозданной хрустальности, но и при том – печальны? Хоть у него печаль – затаенная: улыбается невозмутимо великий баян, как герой, не желающий показать по внешнему своему виду, что яд вражеской стрелы начинает оказывать уже жестокое свое действо…)
Так что великий сказочник сделал все, что было тогда возможным. Он передал древний образ путем весьма и весьма упрощенного намека. Поэтому и стихотворение Ярослава Астахова являет определенный контраст сказке скандинавского гения:

«Род неангельский, небо зимнее,
Скатерть белая в пятнах красного…
Увези меня, увези меня
В детских санках к заре прекрасного!

Увези, королева нежная!
Глуби Зеркала в сердце канули.
Путь-дорога, страница снежная…
Соберусь ли в дорогу, встану ли?

Нет, не встану. Нет сил – не сделаю
До конца, что всего лишь начато.
Мир – запомнит… Но сказка белая
Перепишется
миром
начерно.»

Это стихотворение входит в Шестоднев. Одной из наиболее мистических Книг стихов Ярослава Астахова. И - что представляется многозначащим – этот стих был написан в ночь на Преображение Господне (6 августа 1995 года). Что и отмечает автор специально в той книге, так именно написав рядом с датой создания стихотворения.
Возможно… это завуалированное пророчество. О том, что миру этому стать преображенным так же, как на горе Фаворской преобразился Бог. Естественно, это сможет произойти лишь после того, как преобразится и наше «я», подражая Богу.
Мир этот преобразится в том смысле что перестанет переписывать белые сказки начерно.
А почему – перестанет? А потому что мы и сами вот станем творить иначе, нежели мы привыкли. Мы будем… АКИ ТВОРИЛИ ДРЕВНИЕ. Когда сумеем преобразиться – до них возвыситься.
Покуда ж творческий импульс ведь в основном сообщается желанием превзойти соперников. Есть даже такое словечко греческое АГОН: соперничество. И есть еще такое греческое же слово АТЛОН: приз, достающийся победившему из соперников. И вот, смотрите, следование учению АТЛАНТИЧЕСКОМУ довело в настоящий момент наш мир совсем уже до АГОНИИ (подробней об этом в трактате Дмитрия Логинова «Череп и книга»).
Мы перешли черту невозврата. Теперь надежда наша только на Бога. Потому что лишь для Него единого нет невозможного. Он даже из-за черты невозврата может возвратить нас на путь, которым ходили древние. А путь этот представляет собою творчество не ради соперничества, а только лишь ради Бога.
Да будут наши поэты - поэты в широком смысле - так создавать… аки творили древние! Ибо, как это говорил еще Мейстер Экхарт, будучи формально католиком, но православным по сути: «Выйди из себя ради Бога и тогда Бог выйдет из Себя навстречу тебе. И станете вы – Одно».

Рекомендуем еще на эту тему почитать

Поделитесь с друзьями в соцсетях